06.08.2011
Просмотров: 2768, комментариев: 0

Джида в далеком прошлом. Нелегкая судьба Чойнзина Иролтуева.Дацаны и их приходы..Цежейская полюбовная сказка. Как один бурятский род перешел в другой. Подарок купчихи Голдобиной.

Джида в далеком прошлом

 НЕЛЁГКАЯ СУДЬБА ЧОЙНЗИНА  ИРОЛТУЕВА

Чрезвычайно сложным и трудным  выпало правление  буддийским духовенством Восточной Сибири в  1870 -  1900-х годах. Тогда в должности пандидо-хамбо ламы был  Чойнзин Иролтуев, много сделавший для верующих буддистов Забайкальской области.  Необыкновенно насыщенная судьба у этого человека.  О нём можно написать много книг и все они будут захватывающе интересны. Я же по известным причинам коснусь лишь нескольких эпизодов из его трудовой и научной деятельности. По некоторым сведениям  Иролтуев родился в одном из сортольских бурятских  родов  на джидинской земле в семье свящённослужителей. Его отец и дед были ламами, строили дацаны и имели хорошую репутацию среди  верующих, как ламы-лекари. Чойнзин служил хувараком в Гэгэтуевском, Дырестуйском и Тамчинском дацанах. Высшее духовное звание получил в Монголии и уже в должности ламы поступил на службу в Гэгэтуевский, затем в Тамчинский дацаны. Вступив в должность главенствующего ламы, Чойнзин Иролтуев сразу же принялся за воссоединение и укрепление всех дацанов и их прихожан. Дело в том, что в то время с подачи Иркутского Генерал-губернатора и в сущности самой царской власти  началось брожение среди иркутских лам и верующих. Каждый дацан стремился к всевозможной самостоятельности. К тому же 7 июня 1889 года на свет появилось Положение Комитета  Министров с Высочайшим утверждением,  о том, что находящиеся в Иркутской губернии ламы и их дацаны изъяты из ведения Забайкальского главного ламы и подчинены подлежащим местным ширетуям под руководство и непосредственное наблюдение Иркутского Генерал - губернатора. И с этого числа всем ламам Забайкальских дацанов и самому пандидо-хамбо ламе запрещался въезд в Иркутскую губернию. Враз обрубленные связи буддистов наделали много шума среди Иркутских и Забайкальских бурят. Целый поток писем и жалоб ринулся и в адрес Генерал – губернатора и самому царю. Ведь дело доходило до того, что ни одному ламе не разрешалось во время болезни полечиться на минеральных водах и грязях Иркутской области. Чойнзин  Иролтуев отправляет на имя Иркутского Генерал - губернатора  чрезвычайно смелое на тот период послание. Он пишет: « Положение о ламайском духовенстве Восточной Сибири Высочайше утверждено 15 мая 1853 года и с тех пор  по настоящее время положение это находится без всяких изменений, как духовенствами так и прихожанами исполняется положение прилежно и по буквальному смыслу. Но  с 1860 года по неизвестным причинам было доведено до сведения Высших Правительственных учреждений, чтобы изменить означенное положение. И мне частично известно, что от Высокого Правительственного учреждения передано в Совет главного управления Восточной Сибири о скорейшем рассмотрении и изменении положения о ламайском духовенстве, где  проектируется это положение не в пользу забайкальских, да и иркутских буддистов. Между тем прихожане и ламайское духовенство имеют пламенное желание, чтобы, если возможно будет, то по положению 1853 года осталось бы без малейшего изменения  в своей силе, как утверждённый Всемилостивейшим Монархом нашим»

Примерно в это же время прихожане Цонгольского дацана под руководством управляющего в должности ширетуя с 25-летним стажем Надмитовым, отправляют своё послание Приамурскому Генерал – губернатору барону Корфу, и тоже очень смелое, хотя и, в какой-то степени уважительное. « Отправляя службу при дацанском богослужении с пожеланиями благополучной и  долголетней  жизни Вашего драгоценного семейства, имею честь доложить, что в  проезд Вашего Высокопревосходительства через наш дацан, получаю Высочайшее полномочия Вашего Высокопревосходительства об улучшении быта народонаселения Восточной Сибири, я словесно осмелился просить покровительство о неудовлетворительности положения  в ламайском духовенстве, утверждённом в 1853 году. На это Вы изволили приказать, чтобы я представил своё мнение законным порядком. Вследствие чего, таковое мною  представлено 5-го августа сего года изложение в докладной записки писаной на русском языке. При сём, имею честь представить ещё и на монгольском языке,  для более верности моего мнения. Покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство не оставить, собрать через кого  следует, сведения и оказать нам  незабвенной всегдашней милости. На что имею счастье ожидать, молясь и упрашивая Всемогущего Творца о благоденствии Его Императорского Величества всего царствующего дома».  Надо сказать, что сам пандидо-хамбо лама Чойнзин Иролтуев делал всё зависящее от него, чтобы сгладить напряжённую обстановку в этот трудный период. Не смотря на строгие запреты, он разными путями добивался посещения Иркутских дацанов и их прихожан. Под видом лечения на минеральных водах, Иролтуев долгое время находился в Ацагатском дацане и практически руководил буддистами Иркутской области, встречаясь с прихожанами в тех или иных местах. По этому поводу Читинский Военный губернатор  докладывает в канцелярию  Генерал – губернатора: «Вследствие расстроенного здоровья, пандидо-хамбо лама просит моего ходатайства о разрешении ему продолжить впредь до излечения пребывание в Ацагатском дацане, где он пользуется медицинской помощью лам.      Разрешить Пандидо-хамбо ламе впредь до получения распоряжения Вашего  Превосходительства остаться в Ацагатском дацане, вышеизложенное ходатайство имею честь представить на благоусмотрение Вашего Превосходительства, при этом докладываю, что Иролтуев действительно сильно болен, в чём я лично убедился при проезде в январе сего года через названный дацан».

Неизвестно, действительно ли был болен пандидо-хамбо лама Иролтуев, но то, что он усиленно работал в этот период над укреплением дацанов Иркутской области, хорошо известно. Тут следовало бы сказать о том, что фамилия пандидо-хамбо ламы произносится и пишется в документах двояко: в некоторых  архивных папках она пишется «Иролтуев», а в некоторых «Урелтуев». Как писать правильно, установить не удалось, поэтому и мы будем  употреблять двоякое произношение, чтобы не ошибиться в нашей истории. Чойнзин Иролтуев  встречался с прихожанами на курортах, на молебнах, приглашал к себе на встречу в Ацагатский дацан  активнейших лам и наиболее известных людей, учёных буддистского вероисповедания. В этот же период он был приглашён на освещение  Аларского дацана. Однако Министерство Внутренних дел  запретило ему поездку в Балаганск, что вызвало у Иркутских буддистов недовольство. Инородцы Иркутской губернии Танки Малакшинов и Мяхна Петров отправили царю жалобу по этому поводу. По Указу Его Императорского Величества правительствующий сенат слушал дело по этой жалобе. Особых причин для отказа Пандидо-хамбо ламе в поездке для освящения дацана, не было, поэтому на Министра было наложено взыскание. И в том Указе было сказано, что « В означенном положении не содержатся какие-либо причины, которые  воспрепятствовали бы выезду Иролтуева». Чойнзин Иролтуев теперь уже  с Высочайшего  разрешения Генерал – губернатора выехал в Балаганский округ для освящения нового здания Аларского дацана и  по просьбе ширетуя этого дацан Гармаева. Конечно, делал он всё аккуратно, без лишнего шума, чтобы не вызвать нарекания от властей. В этот же период он просит разрешение у Военного губернатора о лечении на водах и грязях Иркутской области  многих лам Забайкалья. Вот докладные на имя Приамурского Генерал – губернатора от Читинского Военного губернатора: «Пандидо-хамбо лама обратился ко мне с ходатайством о разрешении ширетую Гэгэтуйского дацана Шагжи Ринчинову  шестимесячного отпуска на Иркутские минеральные воды с тем, чтобы обязанность ширетуя этого дацана была возложена на гылунь-ламу Морхо Чойванова».  «Ширетуй Болакского дацана Очир  Шагдуров через Пандидо-хамбо ламу просит одногодичный отпуск на Иркутские минеральные воды. При поездке в Закаменскую инородную управу я лично убедился в болезни ширетуя Шагдурова. Наказной военный атаман.». Примерно в этот же период по личному ходатайству Чойнзина Иролтуева ширетуй Бургалтаевского дацана Чойдок Банзаракцаев и ширетуй Арокрытуевского дацана Чойнжур Цыдыпов совершают годичную поездку  в Ургу для встречи со знаменитыми монгольскими врачами, хотя  военные власти сильно этому противились. Проучившись, год в Монголии у лучших врачей, Банзаракцаев и Цыдыпов по приезде приобрели среди  джидинцев невероятный успех по излечению самых сложных болезней. Пандидо-хамбо лама утверждал много раз, что дацан должен излечивать, не только души, но и различные болезни с помощью опытных лам-лекарей. К главенствующему ламе Восточной Сибири всё чаще и чаще предъявлялись претензии по поводу слишком частых поездок действующих лам в разные места.

Военный губернатор барон Корф в шифрованных телеграммах советует местным полицейским чинам   усилить надзор за Пандидо-хамбо ламой, не стесняясь в средствах, так как авторитет Иролтуева сильно возрос. В 1889 году

на имя Приамурского  Генерал – губернатора поступает докладная от  Военного Генерал – губернатора: «Пандидо-хамбо лама Чойнзин Иролтуев, желая на свои средства быть на Парижской всемирной выставке сего года, просит разрешения на шестимесячный отпуск с заменой его на это время ширетуем Гусино-озёрского дацана Доржиевым. Усматривая в таком желании представителя буддистов симпатичное стремление, ознакомиться с результатами умственной и промышленной деятельности человечества всех стран, имею честь ходатайствовать пред Вашим Высоким Превосходительством в разрешении Чойнзину Иролтуеву шестимесячного отпуска для осмотра Всемирной Парижской Выставки». Пандидо-хамбо лама, конечно же, поехал в Париж не только ради ознакомления с выставкой.   Человек умный и дальновидный, он знал, что в Париж съедутся руководители многих концессий,  в том числе и буддисты и появится возможность обговорить о дальнейшей судьбе лам Восточной Сибири. Следовательно, выпадает возможность и ему встретиться с этими людьми. Да так оно и было. Чойнзин Иролтуев из далёкой Сибирской глубинки  встречался в Париже с буддистами, католиками, протестантами и со многими другими представителями верований. Для себя лично и для пользы ламайского духовенства Восточной Сибири он привёз богатый материал. Кроме того, на  пути из Парижа Чойнзин Иролтуев остановился в Санкт-Петербурге и планировал встречу с царём. В своём послании на имя Военного Генерал – губернатора он просил продлить ему отпуск до 1 мая 1901 года. Неизвестно, состоялась ли эта встреча с царём. Но точно известно, что в царских палатах о нём  уже знали. Однажды, как гром среди ясного неба, пришла на имя Иркутского Генерал – губернатора  телеграмма: «Государь Император в воздаянии отлично усердной и ревностной службы пандидо-хамбо ламайского духовенства Восточной Сибири Чойнзина Иролтуева в 1 день сего января всемилостивейше соизволил пожаловать его кавалером ордена Святого Станислава 2-й степени». Своим возросшим авторитетом Чойнзин Иролтуев создавал немало неудобств Иркутским властям и господину Читинскому Военному Генерал - губернатору. В Иркутскую канцелярию было отправлено немало шифрованных телеграмм по поводу деятельности главенствующего ламы. Поток таких телеграмм особенно усилился в период посещения Далай Ламой  Монголии в ноябре 1904 году. Одна из них гласила:  « Далай Лама в скором времени приезжает в  Ургу, где готовится ему торжественная встреча. По имеющимся сведениям Далай Лама желает видеться  с Чойнзином  Иролтуевым. Следует ли разрешить ему поездку в Ургу?»

Вот ещё одна шифровка Военному Генерал - губернатору Андрееву:  «Ввиду предстоящего  прибытия в Ургу Далай Ламы, и имеющимся сведениям о желании его видеться с пандидо-хамбо ламой Иролтуевым, предупреждаю, что   к выезду сего последнего в пределы Монголии препятствий не встречается. Причём, он мог бы передать Далай Ламе привет местных русских властей. Вместе с тем прошу Ваше превосходительство иметь самый тщательный надзор за передвижениями Главенствующего ламы. Полковник Самойлов». Известно, что для встречи с Далай Ламой в Урге Чойнзин Иролтуев выразил желание взять с собой пятерых настоятелей дацанов. Среди них были и Джидинский лама  ширетуй Кыденов Цырен и Ходонский гылунь-лама  Хандутапов. Чойнзин Иролтуев долго хлопотал о том, чтобы разрешили доступ ламам для исполнения  треб, молитв и исповедей среди осуждённых буддистов. Царские власти об этом даже и слышать не желали « Осуждённые есть преступники и люди низшей ступени, а посему запретить ламам посещение Верхнеудинской тюрьмы». Таков был постоянный ответ Пандидо-хамбо ламе из губернаторской канцелярии. Но  Иролтуев не унимался в своих хлопотах.  И всё же добился своего.  Одному из лам  Цулгинского дацана было разрешено раз в месяц посещение Верхнеудинской тюрьмы. Каково же было удивление осуждённых, когда лама появился в тюремной камере. Многие осуждённые даже плакали и целовали одежду ламы. Они сном духом не чуяли, что Чойнзин Иролтуев всю ответственность взял на себя. « Этот тюремный приход должен быть определён и согласован с пандидо-хамбо ламой под непосредственный его надзор и порядок и утверждён Генерал-губернатором Иркутской губернии. При малейшем нарушении правил главенствующий лама должен быть строго наказан без лишних волокит». Такую резолюцию наложил на долгожданном разрешении Барон Корф. Но особенно всполошились в губернаторстве Иркутской  губернии, когда Иролтуев попросил разрешение на выезд в Пекин, якобы для личных дел и на личные средства. Военному Генерал – губернатору тот час же полетела шифрованная телеграмма из Иркутска « Срочно сообщите о деятельности Главного ламы в Забайкалье. Есть подозрение о том, что он вынашивает планы  о создании ламайской автономии в своём крае. Если эти подозрения чем-либо подтвердятся, то немедленно пресечь деятельность ламы вплоть до крайних мер! Полковник Самойлов». Нам не известны были ли применены эти «крайние меры» в отношении Чойнзина Иролтуева. Но смерть его была таинственной и, для большинства верующих буддистов, неизвестной.  Будучи пандидо-хамбо ламой  Чойнзин Иролтуев часто избирал своей резиденцией  Гэгэтуйский, Цонгольский, Дырстуйский дацаны. Это ещё раз говорит о том, что пандидо-хамбо лама был нашим земляком – знаменитостью.

                                         ДАЦАНЫ И ИХ  ПРИХОДЫ

В предыдущей главе я рассказывал  о деятельности пандидо-хамбо ламе Чойнзине Иролуеве. Рассказ о нём был бы не совсем полным, если бы я умолчал о дацанах, существовавших на тот период времени, то есть на период с 1880  по 1905 годы. Я уже писал о том, что в Забайкалье на тот период  числилось 32 дацана, являвшихся оплотом буддистов, из которых абсолютное большинство были бурятами, и лишь малая часть  состояла из якутов, эвенков и русских. Дацаны строились на родовых землях и на средства членов определенного рода.

Чем богаче и могущественней был род, тем  красивее и долговечнее строились их храмы и тем больше они привлекали прихожан из других родов и земель. Это играло роковую роль в ламаистском движении в их жизненных ситуациях и, в сущности, по управлению дацанами. Нередко проскальзывала зависть и недовольство теми или другими действиями  ширетуев и лам  безбедно существующих дацанов и тех, которые едва сводили концы с концами. Поневоле наиболее могущественные рода поднимали  вопрос об автономии дацанов и подчинению их напрямую ширетуям по примеру Иркутских дацанов, которые с 7 июня 1889 года перешли в подчинение Иркутского Генерал-губернтора. Тут и без всякого было ясно, что  самостоятельность ширетуев ни к чему хорошему не приведёт. Это означало бы дальнейшее повальное закрытие дацанов и принятие бурятами православия, так как автономный дацан не в силах сопротивляться в существующей религиозной политике и наступающему православию, каким бы богатым он ни был. Чойнзину Иролтуеву потребовалось много сил и энергии, чтобы сплотить дацаны и верующих, сохранять целостность буддизма в Забайкалье под его неусыпным наблюдением, как главенствующего ламы. В первую очередь он сплотил все селнгинско-джидинские дацаны, которые ещё сохранили давние традиции ламаистской общности. К тому же Пандидо-хамбо лама хорошо знал всех лам и был наслышан о их наклонностях. Он был уверен, что в его действиях  джидинские ламы всегда поддержат и помогут в сплочении дацанов и их приходов. Гусиноозёрский (Тамчинский) дацан Иролтуев не единожды избирал своей резиденцией. Это был красивейший  храм того времени. Основное здание, говорят, строили тибетские и китайские мастера, а статую  Будды ваяли и разукрашивали непальцы. Поэтому дацан несколько разнился от остальных. Статуя Будды находилась внутри основного здания. Туловище его начиналось с первого этажа, а голова была уже на втором этаже. Многие части статуи были покрыты сусальным золотом и изразцовыми драгоценностями. На второй этаж вела лесенка, которую прихожане прозвали «благородные ступени к глазам Будды». Безгрешные верующие поднимались по этим ступеням, чтобы в молитвах прославить бога. Грешники же ограничивались нижним этажом, задабривая  Будду пожертвованиями, чтобы в следующий раз  безбоязненно подняться к его глазам.  Поодаль друг от друга находились другие здания, похожие на главный дацан, но меньших размеров и не так богато разукрашенных. В этих зданиях велись постоянная служба и приёмы больных ламами-лекарями.

Гусиноозёрский дацан строился на средства бурят  Карганацкого богатого рода.

Но прихожанами его были  верующие разных родов Селенгинской степной думы и казаки 1-го  военного отдела. Много лет в этом дацане  работал известный на всю Джиду штатный лама Нагванов. Он и стал верным помощником Чойнзина Иролтуева. В 1935 году прокатилась красная волна воинствующего атеизма. Тамчинский дацан подвергся жестокому разграблению. Прекрасную статую Будды крошили кувалдами, ломами и молотками. Говорят, по горам тогда носилось тоскливое эхо, пугающее жителей Гусиного  Озера. Вторым по значению в единение дацанов стал Чжидинский (Дырестуйский) дацан. Это был красивейший ансамбль, объединённый  десятками культовых строений, начиная с главного здания и кончая домом «Астрологов». Дацан строился на средства старинного бурят-монгольского рода атаганов и занимал площадь около 10 гектаров. Прихожанами его были фанатично верующие буддисты  Тасархойских, Дабхурских, Боргойских, Номтойских, Билютаевских и Дырестуйских родовых земель, из которых было 3 тысячи мужчин и 2732 женщины. Это по официальной приписке. На самом же деле прихожан приходило помолиться  раза в два больше, поскольку дацан был прославленным во многих отношениях. Одновременно в нём находилось более  500 лам и хувараков от 4-х и до 10-ти лет. Многие ламы имели высшие духовные звания   и были в почёте у населения. Неподалёку от дацана находился  свящённый источник целебной воды. Тут следовало бы сказать, что все дацаны так или иначе строились около аршанов. Эти аршаны или уже  существовали, или пробивались после строительства благодаря молитвам лам и прихожан. Говорят, что Дырстуйский аршан  появился накануне большого религиозного праздник, а исчез после разгрома дацана в 1935 году. Красная волна погромов прокатилась по всем  Джидинским дацанам, но только от Чжидинского не оставила камня на камне. Виной тому были некоторые ламы и старшие хувараки, которые стеной встали у ворот, защищая свою святыню. Произошло настоящее сражение, причём, защитники дацана отбивались только руками и палками, а «красная» молодёжь вовсю орудовала винтовками,  штыками и саблями. После победы, чтобы насолить им, атеисты разломали всё, что можно было разломать, растащили всё, что можно было растащить, и сожгли всё, что можно было сжечь. Они вырубили даже около тысячи сосен, священных для атаганов деревьев.

Далее по своему высокому значению и многочисленности прихода идёт Сортольский дацан. Он стоял на нынешней Оёрской земле и объединял несколько строений. Прихожанами его были 2240 мужчин и 2297 женщин. Ограничивался приход по землям Бургалтайн-ниго, Гыден-ниго, Укыр-челон, Алцак-гайн, Арматский-харе-холсир, Тори, Дэду-Боргалтай. Сортольский дацан отличало то, что он имел лечебные подземные источники, которые не выходили  на поверхность земли, скрываясь от людских взглядов. И там под землёй каким-то чудом выживала живность, особенно лягушки. Именно этот факт говорил о свящённости земли, на которой был возведён этот храм. Надо сказать, что  Сортольский (сейчас говорят и пишут «сортулы») род имел в своём распоряжении ещё два дацана, это – Гэгэтуевский и Ольхонский. Гэгэтуевский дацан разве что немножко уступал Сортольскому. Но по своеобразию и красоте Гэгэтуевский дацан не уступал никому. На его территории росли могучие лиственницы – священные для сортолов деревья. А под бугром находился священный источник – аршан. Он появился среди болотистой местности всегда чистый, всегда прохладный и полезный. Приход этого дацана ограничивался по рекам Гыгетуй, Залан, Баян-Олонг, Цган-Тологой, Олан-хода, Боргалтай, Гыден, Гонзакур, Нарыин, Газоол и Бильчир. Всего верующих 1676 мужчин  и 1662 женщины. В период погромов   все здания дацана уцелели. Но не уцелели многие ламы. Некоторые были расстреляны, некоторые сосланы. Лишь небольшая часть лам скрылась в пещерах в вершинах Гэгэтуевской, Хапчеранской  падях и тайно продолжали  справлять  религиозные обряды. В 1936 году вышло постановление Бурят-Монгольского обкома КПСС и Совета Министров республики о том, чтобы все здания, принадлежащие Гэгэтуевскому дацану передать в распоряжение Джидинского аймисполкома. Дацан разобрали по брёвнышку и перевезли в Петропавловку. Дацанские строения и сейчас можно лицезреть. Это – пустующее двухэтажное здание по улице Ленина, двухэтажное здание бывшего музея и целый ряд одноэтажных зданий по этой же улице. На Джидинской земле существовал ещё один дацан. Его называли Ичётуевским. По размеру он был небольшим и принадлежал бурятскому Табангутскому роду, Верующих прихожан этого дацана насчитывалось  664 мужчины и 612 женщин из местностей  Додо-Ичётуй, Додо-Цагатуй, Холболжин-болак, Хадагайн-адак. Но не  многочисленный  Табангутский род не мог устоять напору сортолов, а значит, и содержать этот дацан. Богатый по красоте и убранству Гэгэтуйский дацан «отвоёвывал» своих прихожан разнообразием  религиозных и простых праздников с приглашениями  Пандидо-хамбо ламы и других религиозных деятелей, а так же монгольских лам лекарей. Табангутский дацан, хотя и старался не отставать от Гэгэтуйского, но всё же такого размаха по многим причинам не мог себе позволить. Сейчас дацаны на Джидинской земле возраждаются, что говорит о новом веянии времени. У читателей может возникнуть вопрос, откуда автор взял более или менее подробные материалы о дацанах столь далёкой поры и о их численных приходах. И тут, пожалуй, нам придётся вернуться в ещё более поздние сроки, в те годы, когда все Иркутские дацаны вышли из подчинения Забайкальского Пандидо-хамбо ламы и стали подчиняться непосредственно Иркутскому Генерал-губернатору. В канцелярии губернаторства выходит ещё одно постановление, в котором говорится о переписи всех Забайкальских дацанов и их приходов и составление топографических точных карт. Была создана комиссия во главе с пандидо-хамбо ламой Иролтувым. В эту комиссию вошли штатный лама Гусиноозёрского дацана Нагванов, ширетуй Цонгольского дацана Тубаширов, ширетуй Кударинского дацана  Надмитов, главный тайша Селенгинских инородцев Шамботаров, пристав второго Троицкосавского округа Курдюмов, голова Цонголова рода  Чултумов, пмощник головы Чимытов, голова Ашебогатского рода Лайцепов, урядник Гомбоев и Кударинский хуторской приказчик Сапожников. Более года работала эта комиссия, выполняя поручение Генерал-губернатора. Среди верующих буддистов шло непроизвольное волнение. Кто-то опасался нежданных налогов и податей, кому-то не нравилось, что его закрепили к одному дацану и заставили вести осёдлый образ жизни, а ему негде кормить скот. Но это были мелочи по сравнению с тем, что переживал сам пандидо-хамбо лама Иролтуев. Он боялся, что скоро дацаны Забайкалья выйдут из его подчинения, что было однозначно концу буддийской вере на этой земле. Надеясь на лучший исход, он не торопил комиссию, и всячески затягивал подачу докладных о её работе. В то же время он объезжал постоянно все дацаны и разъяснял обстановку дела, убеждая лам, что самостоятельность дацанов к хорошему не приведёт. Он призывал всех лам к объединению. К этому делу Иролтуев привлёк почти всех Джидинских лам и ширетуев. В жёсткой борьбе Чойнзин Иролтуев и его верные помощники отстояли своё дело.  Все 32 дацана, считая 8, Тункинских поднялись на спасение буддийской веры.     

 Царским властям не удалось разрознить дацаны Забайкалья.


                            ЦЕЖЕЙСКАЯ ПОЛЮБОВНАЯ СКАЗКА

И раньше, то есть, в те далёкие времена в Джиде были забавные истории, о которых я не могу умолчать. Этот случай и смешной и грустный, и даже не совсем всерьёз воспринимается. Но так было, и об этом красноречиво рассказывают, оставшиеся в архивах, документы. А дело вот в чём. Кочующие буряты Закаменской инородной управы 1-го Сойготского рода Ванчик Кочетов, 2-го Хонходорского рода Гарма Ловцов и Цыден Морхоев при доверенном от казаков Николае Янькове и при депутате от казачьего ведомства станицы Желтуринской зауряд-хорунжего Григория Клочихина и  при представителе инородцев Закаменской  инородной управы Доржи Арабдаеве дали свою подписку прикомандированному к межеванию казённых земель окружному землемеру Г.Чикунову о том, что им, Чикуновым, из дач общего и чрезполосного владения выданы земли в количестве 34 участков. Но эти земли почему-то оказались во владении  казаков. Казаки же такое превращение объясняют следующим образом. При подписании документов уполномоченные от  бурятских родов были очень довольны и сильно подгуляли, не поглядев на бумаги. Оказалось, что в них был указан не Сойготский, а Хонходорский род, которому и перешли эти 34 участка. Хонходорскому роду эти участки по рекам Цежей и Булуктай вовсе не были нужны. Поэтому хонходоры прибыли в гости к казакам и хорошо попраздновав, отдали им эти участки в вечное пользование. Сойготы  1-го и 2-го родов подали жалобу на имя Иркутского Генерал-губернатора, которая сначала попала на стол  к Наказному генералу в Читу. Наказной генерал потребовал от казаков объяснительную записку по поводу такого обмана.  Урядник  Платон  Фролов и казак Мамонт Максимов объясняют так: « При подписании соглашения  сойготы были в хорошем подпитии. Поэтому хонходоры, которые тоже присутствовали, воспользовались моментом в свою пользу, составив документ только на своё имя. Нам  эти участки они просто подарили, оставив закладную расписку. Теперь же сойготы ежегодно подают жалобы на нас, якобы мы у них эти участки отобрали. Конечно, сейчас эти участки им очень нужны, поскольку мы их обработали под пашни и сенокосы». Комиссии разбирались по этому делу  несколько лет. Приезжал окружной землемер Верхотуров в 1873 году. После него были командированы землемеры Самарин и Сороковиков, которые обоюдно клонили к выгоде: кто даст больше взятки, того и будут эти участки земли. В 1886 году тот же Сороковиков снова приезжал по разбору жалобы. Заодно он отводил место для поселения крещёных инородцев вблизи китайской границы. Землемер несколько дней гостил у сойготов, которые и попросили его составить докладную на имя Иркутского Генерал-губернатора. Сороковиков намеренно занизил дачные земли у сойготов и завысил наделы для казаков. По его расчётам получалось, что у казаков земли по 26 десятин на душу,  у сойготов – по 10 десятин. На самом же деле по карте надела было видно, что на каждую душу у казаков было по 25 десятин, а у сойготов – по 27 десятин и 234 сажени. После долгого шума сойготы решили подружиться с казаками. Они избрали делегацию во главе старшины Базара Будаева и нескольких членов рода. Конечно, казаки их хорошо встретили и угостили. Во время угощения сойготы вообще отказались от каких-либо претензий  на землю. Но, протрезвившись, поняли, что опять совершили ошибку. И на имя Генерал-губернатора пошла десятая жалоба на  цежейских казаков. В ней они требовали возврата 128  десятин земли, уступленной казакам якобы по неопытности. Исполняющему обязанности Генерал- губернатора генерал-майору Баранову в конце концов надоели эти жалобы и он востребовал себе все документы и лично занялся этим вопросом. Однако вскоре сам запутался в  деле и не мог найти ни начала и ни конца в этой истории.  Губернатор делает запрос всем землемерам, участвовавшим в разделе земель, и чётко ставит вопросы для них:  « Действительно ли 20 августа 1860 года состоялась полюбовная сказка между инородцами  сойготских родов и казаков 1-й конной бригады 1-го полка 1-й сотни? Есть ли на этот счёт какие-либо заверенные подписями бумаги  и о каком насильственном отобрании  участков идёт в жалобе речь?  Пока Генерал-губернатор разбирался с жалобой

сойготов в Цежейске выбранные делегаты от казаков и сойготского рода снова собрались на полюбовную сказку. И за столом, в который уж раз, сойготы отказались от своих претензий на участки. Обе стороны были  снова дружны и довольны результатами. А в канцелярии Генерал-губернатора всё продолжали изучать многочисленные жалобы казаков и сойготов. Такая, можно сказать несусветная  тяжба длилась с 1860 по 1873 год. В конце концов, жалобщики сами запутались и не могли дать толку, кому же принадлежат эти 34 участка земли. Стороны собирались 34 раза, выпили немало спиртного, вспоминали прошлые встречи, смеялись. Но, после гулянок опять начинались претензии друг к другу. И опять сойготы сочиняли жалобу на казаков, а казаки на сойготов. В канцелярии губернатора накопилась целая папка с жалобами. Но, самое главное, никто из них не оставался оскорблённым, сильно обиженным. Земли-то вокруг было всякой разной много, приложи только руки да знания! Из-за чего было бы кровную обиду держать!?  В конце концов, обе стороны жалобщиков поняли, что претензий-то никаких нет. А причины для того, чтобы встретиться и погулять есть! 

 

          КАК ОДИН  БУРЯТСКИЙ РОД ПЕРЕШЁЛ В ДРУГОЙ

В то далёкое время ввиду кочевого образа жизни некоторые бурятские рода попадали в сложное экономическое, и даже политическое, положение. Разделённые на родовые десятки  они по воле случая  вдруг оказывались отрезанными большим расстоянием, или иными препятствиями от основного рода без родового головы и, главное, без своего экономического хлебного магазина. Примерно так и случилось с Жаргалантуевским десятком Бабайхоромчиевского рода Селенгинского ведомства. Это тот самый родовой десяток, который находился в урочищах Инзагатуя. В 1889 году буряты этого десятка возбудили ходатайство о причислении их к Алагуевскому роду, то есть к тому роду, земли которого находились вблизи Инзагатуя, а именно, в урочище Жаргалантуй.  Переход из одного рода в другой в то время было очень сложным делом. Необходимо было оформить кучу документов с участием канцелярии  Иркутского Генерал-губернатора, Селенгинской Степной думы и самого  Бабайхоромчиевского родового управления, который находился в Иволге. Вот как говорится в документах по этому случаю. «Инородцы Жаргалантуевского десятка Бабайхоромчиевского рода, Селенгинского ведомства в  1889 году возбудили ходатайство о перечислении их к Алагуевскому роду того же ведомства. В доверенности по этому делу, данной 1 апреля 1889 года родовому голове Банзару Цыдыпову, они объяснили: Бабайхоромчиевский род состоит из трёх десятков и по последней  народной переписи числится мужского пола 453 души, а именно в десятках Иволгинского – 233, Инискийском- 109, и Жаргалантуйского – 111 душ. В каждом десятке имеется свой экономический магазин, которым пользуются инородцы Бабайхоромчиевского рода, отдельны для каждого десятка и из них земли Жаргалантуевского десятка находятся в общей даче с Алагуевского, Иринскохаранутского и Хатаганова родов. Родовым головою обыкновненно выбирается из десятков Иволгинского или Инискейского. Расстояние между десятками Бабайхоромчиевского рода следующее: Иволгинский десяток находится от Селенгинской Степной думы на северо-восток в 150 верстах, Жаргалантуевский на запад в 60 верстах, а Инисковый в 10 верстах на юго-запад от Думы. Так что в настоящее время члены Жаргалантуевского  десятка проживают в 210 верстах от своего родового головы. Дальность расстояния ставит их, жаргалантуйцев, в крайнее затруднение по сообщению с родовым головою, от чего нередко выходят разные недоразумения между головою и его помощником и старостою, проживающими в Жаргалантуе, а так же и Степной Думой, по исполнению дел и доставлению сведений. Следствием этого являются жалобы на неисполнение родоначальниками требований и наложения на них взыскания вследствие большого расстояния их стойбищ от родового головы. Бумаги, истребования Степной Думы исполняются помощником головы и старостою, проживающими в Жаргалантуе, медленно, так как от Думы до родового головы 150 вёрст, и они, жаргалантуйцы, терпят убытки по отсылке доверенных на суглан, как  в места пребывания головы, так и по поездкам, для  засвидетельствования ручательных подписок, одобрений доверенностей и пр., а потому и просим возбудить ходатайство  о перечислении их с экономическим магазином и с должностями родового старосты и помощника головы к Алагуевскому роду, сост

Комментарии